Ну, про Ильича, так про Ильича.

           Когда-то в школе я поспорила с Левконое и еще одной подругой, у которой, к сожалению, уже никогда не будет ЖЖ,  что сдам вместо конспекта апрельских тезисов текст арии «любовь, свободно мир чаруя». Сдала, и, очумевший от пролистывания одинаковых конспектов учитель, машинально поставил мне «пятерку». Но это так, а теперь про искусство.

На втором курсе института меня, к моему величайшему неудовольствию, записали в агитбригаду. Неудовольствие было вызвано тем, что я, зная, что обычно в сентябре нас усылали в колхоз, где кормили, привезла рублей 10, а стипендия предвиделась только в октябре. Поэтому наш руководитель применял метод материального стимулирования:  выдавал мне деньги на один пирожок утром и на один в обед. За это я должна была закрашивать белой краской собственноручно перенесенные им с открытки на красное полотнище(6 х 9 м) контуры портрета Ленина.

Две недели между репетициями кружка пантомимы я «рисовала» Ленина, отчитывалась, сколько квадратных сантиметров Ильича я покрасила, и получала возможность кое-как утолить голод. Не могу передать, как я благодарна тем, кто находился рядом и не воспользовался возможностью продемонстрировать лояльность и «настучать куда следует» о моих регулярных комментариях по поводу процесса рисования и мнения о тех, кто требует наличия этих портретов, уже не говоря о самой модели.

Но товарищ Ленин мне все-таки отомстил. Надо сказать, наш руководитель стремился находить нам подработки. Мы поехали выступать со спектаклем «город и одиночество» в клуб  глухонемых. Сцену мы не успели толком осмотреть, гримировались по дороге, так что сразу погасили свет и луч прожектора высвечивал только нужных действующих лиц. У меня была сцена, когда я, в отчаянии от агрессивности города, нахожу наконец уголок, где считаю себя в безопасности, чуть прихожу в себя, поднимаюсь, оглядываюсь и вижу кого-то, кто меня смертельно пугает.

 Я медленно поднимаюсь, чувствую, что кто-то за мной есть (пока его не высветил прожектор – весь свет на меня) – значит все нормально, меняюсь в лице и в ужасе прячу голову. Тут прожектор высвечивает того, кто по ходу спектакля меня так напугал, и весь зал видит, что это бюст Ленина, обычно стоявший во всех клубах на сцене, а сейчас сдвинутый влево. А мой партнер, наткнувшийся в темноте на какую-то преграду, остается погруженным  в темноту.

Больше мы этот спектакль не играли. Клубам не рекомендовали предоставлять нам сцену для выступлений.  

Вот и все мои ленинские истории.